Но не стой под рукой, когда я буду собой. И не добрый, и не злой, ни хороший, ни плохой (с)
Это всё полнолуние. Почему-то не могу назвать его дурацким. Наверное, от того, что я на самом деле его люблю - и плевать на то, что весь мир кажется полуреальным из-за бессоницы и кошмаров.
Кстати, о кошмарах. мне сегодня снился один. Такой странный. Страшный - безумно похожий на сюжет страшной сказки, смешанный с каким-то психоделическим бредом.
Я не помню всего содержания сна, но знаю, насколько это было жутко. Знаете, один из моих глупых секретов в том, что я совершенно по-детски как-то боюсь кукол, клоунов, масок и прочих вещей, которые символизируют сокрытие истинной сущности-чувств. Зеркал - тоже боюсь. Быть может, потому что они могут показать... невидимое?
И мне сняться странные сны. В полнолуние - они приобретают какой-то привкус горечи. Этот сон напомнил один стих, который я писал не так давно, кривой такой...
Но только мне снилась не толпа - дети. Первый какой-то отрывок - это парк с каруселями-лошадками и старая-старая музыка, непривычная. Словно я её где-то слышал, невозможно давно. Я - мальчик в белой клетчатой рубашке с коротким рукавом и оранжево-жёлтой комбинашке, одна лямка которой сползла куда-то вниз. У меня в руках - серый кролик, потрёпанный, порванный. Растрёпанные короткие волосы и заплаканное лицо. И смеющиеся дети. Больше всего отпечаталась в памяти девочка - она больше остальных детей, в клетчатом жёлтом платье, с бантом в рыжих волосах и лицо - сплошь в веснушках. Она смеётся вместе с остальными - но громче всех, так, словно я рассказал какой-то невероятно-смешной анекдот. И я вижу, как карусели на заднем плане крутятся - быстрее, быстрее, и я слышу - очень старую и смутно знакомую музыку. Какой это, к чёрту, век?! Я вижу детей, окруживших меня и смеющихся. Я прижимаю кролика к груди, и кривлю губы, готовый снова разреветься от досады, не понимая, что во мне смешного. А карусели крутятся быстрей и быстрей и в какой-то момент кажется, что реальность раскручивается вместе с ними - смазываясь, исчезая, превращая смех в размытый крик.
Ощущение - что меня бросают в подвал - потому что чувствую, словно качусь по бесконечным ступенькам и слышу хруст собственных сломанных рёбер, и - удар о холодный и сырой пол. Я лежу, захлёбываясь собственным кровавым кашлем не помню сколько времени, шепча что-то, пытаясь звать на помощь. И я вижу рядом с собой другого мальчика - который склонился надо мной, разглядывая.
Мгновение - и я отчего-то уже невредимый с мальчишкой - со странным удивительным взглядом - оказываюсь где-то в недрах этого помещения, и шаги раздаются в темноте эхом. Мальчик в руках тоже несёт какую-то игрушку. Опрятно одетый мальчик, словно богач. Какое ему дело до сына какого-то бедняка, пропившего всё, что было, и женщины, которая влачила жизнь грязной потаскухи и повесилась на дереве, что росло рядом с покосившимся, полуразваленным домом... Кто-то был ещё важный в моей жизни. Умер?.. Мы шли и резко, остановились, он снова говорил мне - я словно понимал, но слов не слышал, словно выключили звук, кивал ему - и отвечал, так же - беззвучно. Потом он исчез, и я остался один в этом подвале.
Когда он ушёл, стало невыносимо темно, я хотел найти выход, прижимая к груди свою игрушку, но вокруг была только гулкая темнота. Из которой в тот же момент выскочила маска, изображающая комедию: белая, жуткая, словно восковая, растянутая в кошмарную улыбку, мне казалось тогда ехидную. Только вглядываясь во тьму я понял, что их здесь - множество вокруг. Я обернулся, натыкаясь на болезненный излом рта на маске трагедии. Ледяной ужас вцепился в горло, не позволив закричать. Они окружали меня - маски, кажется, насмехались, злорадно.
- Нет! Нет!
Мечусь туда-обратно, пытаясь вырваться из этого круга, но они - не пускают, сдавливают, мешают дышать, словно наваливаясь. Но в какой-то миг - словно рассыпаются в стороны в странном раболепном жесте. И я вижу - огромное зеркало с тьмой внутри, на котором играют непонятно откуда взявшиеся здесь блики. И один из таких освещает то, что у меня в руках. это больше не мой изодранный детьми кролик, а - кукла. Я разжимаю руки, в ужасе это осознавая. Я запомнил - её жуткие глаза, вывернувшие в тот момент душу ребёнка наизнанку. И -словно в замедленной съёмке - вижу её падение вниз, на холодный пол. Отчётливо-пугающий звук: звук бьющегося вдребезги фарфора, похожий на душераздирающий крик.
Вскидываю голову, ничего не понимая и готовый бежать в ужасе. И тут - пелена тьмы словно чуть рассеивается и я вижу за этим огромным зеркалом, к которому боюсь подойти - бесконечную лестницу, идущую вдоль глухой стены - в неизвестность. А вдоль неё... бесчисленные куклы в кружевных платьях... без лица...
Это последнее, что запомнилось перед тем, как я проснулся от собственного крика.
Вот такие мне сны сняться. Это пиздец, товарищи. Пиздец как он есть, не иначе. Я, наверное, окончательно тронулся умом.
Кстати, о кошмарах. мне сегодня снился один. Такой странный. Страшный - безумно похожий на сюжет страшной сказки, смешанный с каким-то психоделическим бредом.
Я не помню всего содержания сна, но знаю, насколько это было жутко. Знаете, один из моих глупых секретов в том, что я совершенно по-детски как-то боюсь кукол, клоунов, масок и прочих вещей, которые символизируют сокрытие истинной сущности-чувств. Зеркал - тоже боюсь. Быть может, потому что они могут показать... невидимое?
И мне сняться странные сны. В полнолуние - они приобретают какой-то привкус горечи. Этот сон напомнил один стих, который я писал не так давно, кривой такой...
Но только мне снилась не толпа - дети. Первый какой-то отрывок - это парк с каруселями-лошадками и старая-старая музыка, непривычная. Словно я её где-то слышал, невозможно давно. Я - мальчик в белой клетчатой рубашке с коротким рукавом и оранжево-жёлтой комбинашке, одна лямка которой сползла куда-то вниз. У меня в руках - серый кролик, потрёпанный, порванный. Растрёпанные короткие волосы и заплаканное лицо. И смеющиеся дети. Больше всего отпечаталась в памяти девочка - она больше остальных детей, в клетчатом жёлтом платье, с бантом в рыжих волосах и лицо - сплошь в веснушках. Она смеётся вместе с остальными - но громче всех, так, словно я рассказал какой-то невероятно-смешной анекдот. И я вижу, как карусели на заднем плане крутятся - быстрее, быстрее, и я слышу - очень старую и смутно знакомую музыку. Какой это, к чёрту, век?! Я вижу детей, окруживших меня и смеющихся. Я прижимаю кролика к груди, и кривлю губы, готовый снова разреветься от досады, не понимая, что во мне смешного. А карусели крутятся быстрей и быстрей и в какой-то момент кажется, что реальность раскручивается вместе с ними - смазываясь, исчезая, превращая смех в размытый крик.
Ощущение - что меня бросают в подвал - потому что чувствую, словно качусь по бесконечным ступенькам и слышу хруст собственных сломанных рёбер, и - удар о холодный и сырой пол. Я лежу, захлёбываясь собственным кровавым кашлем не помню сколько времени, шепча что-то, пытаясь звать на помощь. И я вижу рядом с собой другого мальчика - который склонился надо мной, разглядывая.
Мгновение - и я отчего-то уже невредимый с мальчишкой - со странным удивительным взглядом - оказываюсь где-то в недрах этого помещения, и шаги раздаются в темноте эхом. Мальчик в руках тоже несёт какую-то игрушку. Опрятно одетый мальчик, словно богач. Какое ему дело до сына какого-то бедняка, пропившего всё, что было, и женщины, которая влачила жизнь грязной потаскухи и повесилась на дереве, что росло рядом с покосившимся, полуразваленным домом... Кто-то был ещё важный в моей жизни. Умер?.. Мы шли и резко, остановились, он снова говорил мне - я словно понимал, но слов не слышал, словно выключили звук, кивал ему - и отвечал, так же - беззвучно. Потом он исчез, и я остался один в этом подвале.
Когда он ушёл, стало невыносимо темно, я хотел найти выход, прижимая к груди свою игрушку, но вокруг была только гулкая темнота. Из которой в тот же момент выскочила маска, изображающая комедию: белая, жуткая, словно восковая, растянутая в кошмарную улыбку, мне казалось тогда ехидную. Только вглядываясь во тьму я понял, что их здесь - множество вокруг. Я обернулся, натыкаясь на болезненный излом рта на маске трагедии. Ледяной ужас вцепился в горло, не позволив закричать. Они окружали меня - маски, кажется, насмехались, злорадно.
- Нет! Нет!
Мечусь туда-обратно, пытаясь вырваться из этого круга, но они - не пускают, сдавливают, мешают дышать, словно наваливаясь. Но в какой-то миг - словно рассыпаются в стороны в странном раболепном жесте. И я вижу - огромное зеркало с тьмой внутри, на котором играют непонятно откуда взявшиеся здесь блики. И один из таких освещает то, что у меня в руках. это больше не мой изодранный детьми кролик, а - кукла. Я разжимаю руки, в ужасе это осознавая. Я запомнил - её жуткие глаза, вывернувшие в тот момент душу ребёнка наизнанку. И -словно в замедленной съёмке - вижу её падение вниз, на холодный пол. Отчётливо-пугающий звук: звук бьющегося вдребезги фарфора, похожий на душераздирающий крик.
Вскидываю голову, ничего не понимая и готовый бежать в ужасе. И тут - пелена тьмы словно чуть рассеивается и я вижу за этим огромным зеркалом, к которому боюсь подойти - бесконечную лестницу, идущую вдоль глухой стены - в неизвестность. А вдоль неё... бесчисленные куклы в кружевных платьях... без лица...
Это последнее, что запомнилось перед тем, как я проснулся от собственного крика.
Вот такие мне сны сняться. Это пиздец, товарищи. Пиздец как он есть, не иначе. Я, наверное, окончательно тронулся умом.
