Для.

[gm2933]

То, что обещал для  шефанго.
Не знаю, насколько оно будет понятно всем остальным, ровно как и человеку попросившему у меня это написать, но я его в открытом доступе выкладываю.
Плод больной фантазии, фандом - почти реальность, если не брать в учёт её абсурдность. Но ведь на самом деле, она и так абсурдна до нельзя, так ведь?
За мной стих, а пока только то, что родилось в простуженном мозгу XD
Названия нет - я их давать не умею, называй это как хочешь, Олег.
Ошибки и очепятки наверняка наличествуют, так что прошу прощения )

а может не надо?..

Браво, парень, ты становишься волком! (с)

По правде сказать, я не помню, когда случилась со мной эта история. Но чтобы приблизительно сориентировать вас, можно сказать, что шёл надцатый год по новому Арктар-Ронскому стилю, стоял жаркий зимний месяц сентябрь, и в садах его императорского не-величества не так давно отцвела местная сирень. Она была удивительного цвета – ярко-красного, такого я никогда не видел в тех местах, откуда был родом сам.
Я несколько сбился с курса и по странному стечению обстоятельств попал именно сюда. Впрочем, устройству мира чужды случайности. Эти слова мне сказал давным-давно один старый, но довольно импозантный тригронг по имени Эллорус из лесов Урлага.
В Аректар-Роне со мной произошло несколько довольно странных приключений, но из всей этой вереницы очевидных не-совпадений мне запомнилось только одно.
Бредя как-то вечером по своеобразным кривым улочкам и разглядывая зелёные огоньки фонарей, которые по форме напоминали мне цепь человеческого ДНК, я внезапно понял, что окончательно заблудился в незнакомом районе и никаких ориентировочных знаков на горизонте не видно. Совершенно новая улица выросла как из неоткуда, словно я по чистой случайности забрёл в приоткрытую дверь между мирами.
Не то, чтобы я боялся темноты и ни разу не оказывался в незнакомом месте, но в тот момент мне стало почему-то не по себе. Я брёл по мостовой, которая была выложена рубиновым камнем, и единственным моим спутником был прохладный для этого времени года ветер.
Ни души.
- Вы заблудились?
Детский мальчишеский голос заставил меня дёрнуться, чтобы обернуться, однако его обладатель уже маячил перед глазами.
Рыжий, улыбчивый, с грустными серо-голубыми глазами и такой совершенно невероятной искоркой во взгляде. Было в мальчишке что-то до боли знакомое, и мне жаль, что это «что-то» было осознанно мной совсем недавно – спустя несколько десятков лет после произошедшего.
Мальчика звали каким-то совершенно чудесным именем, но он любил, когда его называют Волком. Волк был местным выходцем из трущоб. Но, право, я никогда не думал, что в этом городе можно встретить настолько невероятное существо!
Он гулял по крышам, смеялся в небо и мог слышать музыку города.
- На что это похоже?
- На шоколад.
- А что такое шоколад?
- Так называют вкусную еду там, где я очень люблю бывать.
- Какое интересное название шо-ко-лад.
Мы разговаривали о какой-то совершеннейшей ерунде и я не думал, что Волку будет интересно знать, что шоколад – это кофейные бобы с кучей всевозможных добавок. Он бы всё равно не понял. Но то, как он произносил отдельные слова на своём родном наречии – непередаваемо. Его «шоколад» был на самом деле похож на воздушный крем.
Я никогда не говорил об этом вслух.
Он просто не знал, что такое крем.
Мы с Волком подружились. Мы часто сидели в маленькой бухте, я рассказывал ему полупридуманные истории о себе, он слушал, иногда задавал вопросы и никогда не перебивал.
- А как отличить нужность от ненужности?
Однажды мальчик всё-таки сумел застать меня врасплох этим вопросом. Казалось бы – ответ лежит на поверхности, но кто сможет дать на него верный на него ответ? Вы? Я? Увольте. Поэтому всё, что мне удалось сказать, было:
- Сам поймёшь. Со временем.
- А я тебе нужен? Или ты ещё тоже не понял?
- Нужен. Конечно, нужен.
Что ещё я мог сказать этому совершенно искреннему мальчишке, в котором иногда видел отражение себя самого много лет назад? Я даже тогда не понимал, что врал. Искренне, до боли, веря в собственную ложь. С тех пор я вообще стал часто обманываться в чувствах.
Он напоминал мне меня самого когда-то – непоседливый, весёлый, солнечный и иногда слишком искренний ребёнок. Слишком доверчивый… Просто слишком. Волк ни разу не усомнился в том, что я ему говорил, принимая за истину каждое слово, каждую изложенную кое-как ошибочную теорему или гипотезу.
В нашей любимой бухте было спокойно и тихо – мы смотрели на малиновое солнце, которое проваливалось в бездну вод, разбрасывая огненные искры по зеркальной поверхности, точно пыталось зацепиться за слишком гладкую поверхность мира.
- Почему ты один?
- Потому что мне хорошо одному.
- Я думал, что одиночество – это грустно. Так ведь?
Я задумался – и в самом деле. Хотя, к стыду своему, у меня совершенно выпал из памяти фрагмент разговора, когда я это сказал.
Мальчишка продолжал смотреть на меня большими глазами и задал один из тех вопросов, на которые вряд ли кто-то сможет ответить точно. Как я говорил, у него просто был талант к озадачиванию. Попади он в более или менее приличную школу, свёл бы с ума всех преподавателей.
- А что такое одиночество тогда?
В кармане лежали старые часы, которые я достал и повертел в руке, разглядывая и придумывая какой-нибудь ответ, который мог бы устроить моего юного друга. Сейчас непременно нужно было сказать что-то мудрое, философское и звучащее очень по-взрослому. Но из возможного множества вариантов, я выбрал именно тот, который даже частично не выражал то, что хотелось сказать, звучал по-глупому и слишком смешно.
Одиночество во времени не так страшно, как одиночество в вечности, где время останавливается навсегда. Волк был одиноким именно в своей собственной вечности, я в каком-то совершенно ином измерении. Словом, это не понять до конца никому, не то, что объяснить на пальцах ребёнку, хотя и очень умному, нужно заметить.
- Слышишь? – я приложил к его уху часы, чтобы он услышал время, которое медленно движется по кругу на конце тонкой стрелки, говорящее голосом шестерёнок.
- Да. – Мальчик снова посмотрел на меня явно ожидая продолжения.
- Одиночество это… это когда ты слышишь этот звук даже тогда, когда не стараешься его услышать. Иногда это остаётся единственным звуком, который ты можешь различить.
Волк неожиданно для меня залился тем самым заразительным, звонким детским смехом, что я не мог не улыбнуться в ответ, хотя искренне недоумевал, что его так развеселило.
- Ты странный, - наконец, произнёс он, выхватывая часы у меня из рук и рассматривая их поближе, становясь на мгновение сосредоточено-серьёзным.
Но только на мгновение.
- Почему? – я удивлённо вскинул брови, понимая, что не просто хочу, а жажду услышать ответ.
- Если механические часы тикают, то почему бы не купить себе электронные, чтобы они шли беззвучно и напоминали о себе только тогда, когда ты хочешь узнать время?